Неточные совпадения
Художник Михайлов, как и всегда, был за работой, когда ему принесли карточки графа Вронского и Голенищева. Утро он
работал в студии над большою картиной. Придя к себе, он рассердился
на жену за то, что она не умела обойтись с хозяйкой, требовавшею
денег.
— Евреи — это люди, которые
работают на всех. Ротшильд, как и Маркс,
работает на всех — нет? Но разве Ротшильд, как дворник, не сметает
деньги с улицы, в кучу, чтоб они не пылили в глаза? И вы думаете, что если б не было Ротшильда, так все-таки был бы Маркс, — вы это думаете?
Самгин знал, что старичок играет крупную роль в министерстве финансов, Елена сообщила, что недавно он
заработал большие
деньги на какой-то операции с банками и предлагает ей поступить
на содержание к нему.
— Я — не из-за
денег, — сказала Агафья усмехаясь, гладя ладонями плечи свои. — Ведь вы не за жалованье
работаете на войну, — добавила она.
— Вы бы писали прозу,
на прозе больше
заработаете денег и скорее славу.
— Что ж делать! Надо
работать, коли
деньги берешь. Летом отдохну: Фома Фомич обещает выдумать командировку нарочно для меня… вот, тут получу прогоны
на пять лошадей, суточных рубля по три в сутки, а потом награду…
— Ого-го!.. Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только, что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который
зарабатывает деньги головой, а не ногами. Понял? Ну, что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя ни гроша за душой… Надо же и ей
заработать на ярмарке
на свою долю!..
Дела
на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и лета он
заработал крупную
деньгу, и его фонды в Узле поднялись
на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел
на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
Развитие Грановского не было похоже
на наше; воспитанный в Орле, он попал в Петербургский университет. Получая мало
денег от отца, он с весьма молодых лет должен был писать «по подряду» журнальные статьи. Он и друг его Е. Корш, с которым он встретился тогда и остался с тех пор и до кончины в самых близких отношениях,
работали на Сенковского, которому были нужны свежие силы и неопытные юноши для того, чтобы претворять добросовестный труд их в шипучее цимлянское «Библиотеки для чтения».
Не вынес больше отец, с него было довольно, он умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня
на день. Чем больше было нужд, тем больше
работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные
деньги.
Потом Михей Зотыч принялся ругать мужиков — пшеничников, оренбургских казаков и башкир, — все пропились
на самоварах и гибнут от прикачнувшейся легкой копеечки. А главное —
работать по-настоящему разучились: помажут сохой — вот и вся пахота. Не удобряют земли, не блюдут скотинку, и все так-то. С одной стороны — легкие
деньги, а с другой — своя лень подпирает. Как же тут голоду не быть?
Я тоже начал
зарабатывать деньги: по праздникам, рано утром, брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек
на тридцать,
на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка брала у меня
деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня, опустив глаза...
На эти
деньги можно было очень сытно прожить день, но Вяхиря била мать, если он не приносил ей
на шкалик или
на косушку водки; Кострома копил
деньги, мечтая завести голубиную охоту; мать Чурки была больна, он старался
заработать как можно больше; Хаби тоже копил
деньги, собираясь ехать в город, где он родился и откуда его вывез дядя, вскоре по приезде в Нижний утонувший. Хаби забыл, как называется город, помнил только, что он стоит
на Каме, близко от Волги.
В прежнее время
на помощь поселенцам отпускались каторжные и выдавались
деньги на наем плотников и покупку материалов, но этот порядок был оставлен
на том основании, что «в результате, как рассказывал мне один чиновник, получались лодыри; каторжные
работают, а поселенцы в это время в орлянку играют».
Когда одну женщину свободного состояния спросили
на следствии, откуда у нее
деньги, она ответила: «
Заработала своим телом».
Заваленный делами, постоянно озабоченный приращением своего состояния, желчный, резкий, нетерпеливый, он не скупясь давал
деньги на учителей, гувернеров,
на одежду и прочие нужды детей; но терпеть не мог, как он выражался, нянчиться с писклятами, — да и некогда ему было нянчиться с ними: он
работал, возился с делами, спал мало, изредка играл в карты, опять
работал; он сам себя сравнивал с лошадью, запряженной в молотильную машину.
— А Ганька
на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело
на Ястребова
работать: он
на моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не к рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный с золотника.
На оборот
денег добудем, и все как по маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как
на ладонке…
Райнер получал очень хорошие
деньги. Свою ферму в Швейцарии он сдал бедным работникам
на самых невыгодных для себя условиях, но он личным трудом
зарабатывал в Петербурге более трехсот рублей серебром в месяц. Это давало ему средство занимать в одной из лучших улиц города очень просторную квартиру, представлявшую с своей стороны полную возможность поместиться в ней часто изменяющемуся, но всегда весьма немалому числу широких натур, состоявших не у дел.
— К ней, к Бубновой. Она все говорит, что я ей должна много
денег, что она маменьку
на свои
деньги похоронила… Я не хочу, чтобы она бранила маменьку, я хочу у ней
работать и все ей
заработаю… Тогда от нее сама и уйду. А теперь я опять к ней пойду.
Я знал одного антрепренера, издававшего уже третий год одну многотомную книгу. У него я часто доставал работу, когда нужно было поскорей
заработать сколько-нибудь
денег. Платил он исправно. Я отправился к нему, и мне удалось получить двадцать пять рублей вперед, с обязательством доставить через неделю компилятивную статью. Но я надеялся выгадать время
на моем романе. Это я часто делал, когда приходила крайняя нужда.
На будущий год доход увеличивается до трехсот рублей. Работал-работал, суетился-суетился, капитал растратил, труд положил, и все-таки меньше рубля в день осталось. Зато масло — свое, картофель — свой, живность — своя… А впрочем, ведь и это не так. По двойной бухгалтерии, и за масло и за живность
деньги заплатили…
Быв чиновником, я
работал день и ночь, подкупал
на свои
деньги шпионов, сам делался фискалом, сыщиком, чтоб открыть какое-нибудь ничтожное зло.
«Я,
на старости лет, пустился в авторство, — писал он, — что делать: хочется прославиться, взять и тут, — с ума сошел! Вот я и произвел прилагаемую при сем повесть. Просмотрите ее, и если годится, то напечатайте в вашем журнале, разумеется, за
деньги: вы знаете, я даром
работать не люблю. Вы удивитесь и не поверите, но я позволяю вам даже подписать мою фамилию, стало быть, не лгу».
— Да! — продолжал Петр Иваныч, — в тридцать с небольшим лет — коллежский советник, хорошее казенное содержание, посторонними трудами
зарабатываешь много
денег, да еще вовремя женишься
на богатой… Да, Адуевы делают свое дело! Ты весь в меня, только недостает боли в пояснице…
—
Деньги я
заработаю на практике, которая, вероятно, будет у меня там! — фантазировал доктор.
Таким образом он
зарабатывал много
денег, но все их проживал, потому что любил играть
на бильярде и вдобавок к тому имел возлюбленную в лице одной, тоже чистой, кухарки.
— Стой, подожди. Я тогда тоже родителя схоронил, а матушка моя пряники, значит, пекла,
на Анкудима
работали, тем и кормились. Житье у нас было плохое. Ну, тоже заимка за лесом была, хлебушка сеяли, да после отца-то всё порешили, потому я тоже закурил, братец ты мой. От матери
деньги побоями вымогал…
Мне немножко жалко ловить пичужек, совестно сажать их в клетки, мне больше нравится смотреть
на них, но охотничья страсть и желание
заработать денег побеждают сожаление.
Ситанов спокойно молчал, усердно
работая или списывая в тетрадку стихи Лермонтова;
на это списывание он тратил все свое свободное время, а когда я предложил ему: «Ведь у вас деньги-то есть, вы бы купили книгу!» — он ответил...
— Не пришла бы я сюда, кабы не ты здесь, — зачем они мне? Да дедушка захворал, провозилась я с ним, не
работала,
денег нету у меня… А сын, Михайла, Сашу прогнал, поить-кормить надо его. Они обещали за тебя шесть рублей в год давать, вот я и думаю — не дадут ли хоть целковый? Ты ведь около полугода прожил уж… — И шепчет
на ухо мне: — Они велели пожурить тебя, поругать, не слушаешься никого, говорят. Уж ты бы, голуба́ душа, пожил у них, потерпел годочка два, пока окрепнешь! Потерпи, а?
Завернули лозищане полы, вытащили, что было
денег, положили
на руки, и пошел Матвей опять локтями
работать.
Ему давно не нравился многоречивый, всё знающий человек, похожий
на колдуна, не нравился и возбуждал почтение, близкое страху. Скуластое лицо, спрятанное в шерстяной массе волос, широконосое и улыбающееся тёмной улыбкой до ушей, казалось хитрым, неверным и нечестным, но было в нём — в его едва видных глазах — что-то устойчивое и подчинявшее Матвея.
Работал Маркуша плохо, лениво, только клетки делал с любовью, продавал их монахиням и
на базаре, а
деньги куда-то прятал.
И постановили его выручить, а для этого продолжали вести артель, чтобы
заработать денег, напасть
на конвой и спасти своего атамана.
Орлов после порки благополучно бежал в Астрахань — иногда
работал на рыбных ватагах, иногда вольной жизнью жил. То
денег полные карманы, то опять догола пропьется. Кем он не был за это время: и навожчиком, и резальщиком, и засольщиком, и уходил в море… А потом запил и спутался с разбойным людом…
Старик шибко крепковат был
на деньги, завязывал их, как говорится, в семь узлов; недаром, как видели мы в свое время, откладывал он день ото дня, девять лет кряду, постройку новой избы, несмотря
на просьбы жены и собственное убеждение, что старая изба того и смотри повалится всем
на голову; недаром считал он каждый грош, клал двойчатки в кошель, соблюдал строжайший порядок в доме, не любил бражничества и
на семидесятом году неутомимо
работал от зари до зари, чтобы только не нанимать лишнего батрака.
Нунча в двадцать три года осталась вдовою с пятилетней дочерью
на руках, с парой ослов, огородом и тележкой, — веселому человеку не много нужно, и для нее этого вполне достаточно.
Работать она умела, охотников помочь ей было много; когда же у нее не хватало
денег, чтоб заплатить за труд, — она платила смехом, песнями и всем другим, что всегда дороже
денег.
Жадов. Ничего… ничего… легко… легко… все легко
на свете. Только надобно, чтоб не напоминало ничто! Это просто сделать! Это я сделаю… буду сторониться, прятаться от своих прежних товарищей… не буду ходить туда, где говорят про честность, про святость долга… целую неделю
работать, а в пятницу
на субботу собирать разных Белогубовых и пьянствовать
на наворованные
деньги, как разбойники… да, да… А там и привыкнешь…
— Чего он добивается? — воскликнула Люба. —
Денег только… А есть люди, которые хотят счастья для всех
на земле… и для этого, не щадя себя,
работают, страдают, гибнут! Разве можно отца равнять с ними?!
— Видишь, пора нам и за дело браться. Ты
работай свою работу, а я
на первые же
деньги открываю русский, этакий, знаешь, пока маленький ресторанчик.
— Ну, хорошо, я буду
работать, а ты скажи,
на что тебе
деньги нужны?
Было второе марта. Накануне роздали рабочим жалованье, и они, как и всегда, загуляли. После «получки» постоянно не
работают два, а то и три дня. Получив жалованье, рабочие в тот же день отправляются в город закупать там себе белье, одежду, обувь и расходятся по трактирам и питейным, где пропивают все, попадают в часть и приводятся оттуда
на другой день. Большая же часть уже и не покупает ничего, зная, что это бесполезно, а пропивает
деньги, не выходя из казармы.
Положение осложнялось. Я решил, что буду
работать, пока не
заработаю достаточно
денег для него
на проезд до Батума, но — увы! — оказалось, что это случилось бы не очень скоро, ибо проголодавшийся Шакро ел за троих и больше.
«Они, — говорилось в челобитной, — стрельцам налоги, и обиды, и всякие тесности чинили, и приметывались к ним для взятков своих, и для работы, и били жестокими побоями, и
на их стрелецких землях построили загородные огороды, и всякие овощи и семена
на тех огородах покупать им велели
на сборные
деньги; и для строения и работы
на те свои загородные огороды их и детей их посылали
работать; и мельницы делать, и лес чистить, и сено косить, и дров сечь, и к Москве
на их стрелецких подводах возить заставливали… и для тех своих работ велели им покупать лошадей неволею, бив батоги; и кафтаны цветные с золотыми нашивками, и шапки бархатные, и сапоги желтые неволею же делать им велели.
А из государского жалованья вычитали у них многие
деньги и хлеб, и с стенных и прибылых караулов по 40 и по 50 человек спускали и имали за то с человека по 4 и по 5 алтын, и по 2 гривны, и больше, а с недельных по 10 алтын, и по 4 гривны, и по полтине; жалованье же, какое
на те караулы шло, себе брали; а к себе
на двор, кроме денщиков, многих брали в караул и работу
работать».
Был конец мая. Кое-как Евгений наладил дело в городе об освобождении пустоши от залога, чтобы продать ее купцу, и занял
деньги у этого же купца
на то, чтобы обновить инвентарь, т. е. лошадей, быков, подводы. И, главное,
на то, чтобы начать необходимую постройку хутора. Дело наладилось. Возили лес, плотники уже
работали, и навоз возили
на 80 подводах, но всё до сих пор висело
на ниточке.
Чусовой; случайные гости
на прииске — вороняки, т. е. переселенцы из Воронежской губернии, которые попали сюда, чтобы
заработать себе необходимые
деньги на далекий путь в Томскую губернию; несколько десятков башкир, два вогула и та специально приисковая рвань, какую вы встретите
на каждом прииске,
на всем пространстве от Урала до Великого океана.
Забыли им дать только одного —
денег, но зато им было внушено, что они могут отлично ездить и без
денег,
зарабатывая все нужное
на путевые издержки корреспонденциями, которые здешние друзья их взялись пристроивать в газеты.
Грубый тон учителя очень задел меня. Книгу я, конечно, купил,
заработав часть
денег на пристанях, а часть заняв у Андрея Деренкова. Это была первая серьезная книга, купленная мною, она до сей поры сохранилась у меня.
К зиме я всегда старался продвинуться
на юг, где потеплей, а если меня
на севере снег и холод заставал, тогда я ходил по монастырям. Сначала, конечно, косятся монахи, но покажешь себя в работе — и они станут ласковее, — приятно им, когда человек хорошо
работает, а
денег не берёт. Ноги отдыхают, а руки да голова
работают. Вспоминаешь всё, что видел за лето, хочешь выжать из этого бремени чистую пищу душе, — взвешиваешь, разбираешь, хочешь понять, что к чему, и запутаешься, бывало, во всём этом до слёз.
— Пейте, братцы, пейте, кто сколько может. У меня есть и
деньги и одежа… Дня
на три хватит всего. Всё пропью и… шабаш! Больше не хочу
работать и жить здесь не хочу.